Помета фиксирует лишь какие-то сведения, для автора почему-либо существенные. Аналогичным образом и снимок есть лаконичная запись выразительных элементов, которую фотограф захотел показать людям. Для таких записей фотография представляет крохотные "окошки" на пленке и стандартного размера листы фотобумаги. Физика фотографического процесса функционирует автоматически, не подчиняясь воле человека, но фотограф, получивший благодаря светописи возможность фиксировать то, что его поразило, заинтересовало, взволновало, иногда сами средства "перевода" делает "персонажами" снимка. Световые круги в "Закате" С.Тимофеевой [2.2]не принадлежат запечатленной реальности. Они — результат встречи внешнего мира с записывающим устройством, с фотографической техникой. След ее оставлен в кадре отнюдь не для того, чтобы оповестить зрителя о присутствии этой техники в таком-то месте и в такой-то час, а по другой причине. На закате природа кажется умиротворенной - отходящей ко сну, на покой. Водная гладь в снимке Тимофеевой хотя и не волнуется, не бурлит, однако беспокойна пластически - горизонтали островков и мысов резко, остро вторгаются в зеркало воды. Ритмика "агрессоров" напряженна и динамична. Облака на снимке не кучевые, радующие глаз своей пышностью, а дробные, сиротливые. Световые круги здесь - единственный правильный, совершенный элемент, который правильностью своей вносит гармонию в распадающийся на клочки и полосы пейзаж. Тем самым кадр не просто свидетельствует о "записывающей" технике, но утверждает способность камеры гармонизировать то, что не имело гармонии. Тема "записывающей" техники в работе Ракаускаса "Лестница" [2.1]приобретает особый и оригинальный поворот: здесь "героем" становится не камера, а изобразительная плоскость фотобумаги. Часть листа оставлена белой, и в эту белизну вплывает сводчатая дверь. Рамки и полей в кадре нет - дверь начинается прямо от обреза листа, будто появляясь из невидимого пространства